Текст: Ася Чачко

Федор Бондарчук – о том, зачем он поучаствовал в гибэдэдэшном киноальманахе «Некуда спешить», о мигалках, «крокодиле» и «Единой России»

  – Почему вы решили принять участие в этом проекте?

 – Мне позвонили со студии и говорят: «У нас такая социальная история, альманах». Я спрашиваю: «А кто принимает участие?» – «Боря Хлебников, Петя Буслов…» Я говорю: «Не перечисляйте дальше, а что за тема?» -- «Скорость. Все что хотите на эту тему». – «Отлично, я согласен».

Я не встречался с чиновниками, не разговаривал ни с кем из ГИБДД. У меня было 100 тысяч долларов, и мне надо было снять короткометражное кино. Больше никаких вводных! И я его снял.

 – А идея в чем? Агитка-предостережение? «Не превышай»?

 – Нет никакого предостережения. Мне кажется, что так лучше, возможно, хоть какой-то эффект от этого будет. В обществе есть острая неприязнь к ГИБДД, и к власти вообще. Плохо, что мы не уважаем их, но они сами виноваты, что образ гаишника не ассоциируется у нас ни с чем хорошим. У нас не пропускают детские реанимобили и пожарных, эмчеэсников, просто потому, что срабатывает рефлекс: звук сирены – это мигалки власти, которые вызывают в нас чувство несправедливости и раздражения. Эти мигалки достали уже всех! Как-то на съезде «Единой России»  я зацепился на эту тему с начальником Федерации автовладельцев. Он говорит: «Нет такой проблемы, эти сложности есть только в Москве, и все». Я говорю: «А ничего, что Москва – это 22 миллиона человек с приезжими? Это, считай, целая страна!».

 – У вас, наверное, у многих друзей мигалки. Вы не ругаетесь с ними по этому поводу?

 – Ругаюсь. Я говорю: «Сними мигалку!». Я бы ведро себе нацепил на машину. С удовольствием поддержу общество «Синих ведерок».

 – А вы сами какую бы выбрали социальную тему?

 – Я бы выбрал тему наркотиков. Героин, «крокодил» и другие страшные вещи – это то, что может убить нашу страну. Мы не говорим о том реальном состоянии дел, в котором находимся. Сейчас появились наркотики, которые мешаются в одну секунду из веществ, продающихся в аптеках, а слезть с них вообще невозможно.

 – Вы сказали, что бюджет этого ролика был 100 тысяч долларов. Обычно вы работаете с дорогими спецэффектами и компьютерной графикой. Не тяжело было в таких финансовых рамках?

 – Нет. Я бы и в кино с удовольствием снял что-то камерное на двух актеров, вроде «Последнего танго в Париже», но подходящий сценарий мне не попадался.

 – То есть у вас нет такой внутренней потребности – снимать дорогие и сложные в производстве фильмы?

 – Есть. Просто это не про дороговизну, а про большую аудиторию, сложнопостановочные проекты и про вызов. Мне интересны 5 миллионов зрителей, 10, 20... У меня есть твердое убеждение, что мейнстримовские режиссеры могут снимать и «кино не для всех». А девяносто девять процентов артхаусных режиссеров даже одного кадра большого  кино не снимут.

 – Что вы думаете по поводу российской социальной рекламы?

  – Наша социальная реклама – кондовая и назидательная. Эта кондовость имеет обратный эффект –  хочется все сделать наоборот. Чтобы социальная реклама работала, надо искать какие-то новые инструменты. К примеру, вся предвыборная реклама была страшно убогая. А реклама Спилберга «Не голосуй» имеет миллионы просмотров на ютьюбе, ее все гуглят и друг другу ссылки отправляют.

 – Вы же могли снять некондовые ролики для Путина, вашего кандидата. Не было такого предложения?

 – Было. Я не захотел.

 – Почему?

 – Я не буду снимать ролик со слоганом «Великой стране – достойное будущее», потому что это кондово. Мне это неинтересно. Мне не нравится политика, не нравятся политики, мне кажется, что это глубоко лживое, отвратительное занятие. Я не собираюсь заниматься политикой и политические ролики я не хочу снимать.

 – Но вы в списке доверенных лиц Путина и член партии «Единая Россия»

 – Я вступил в «Единую Россию», потому что рассматривал и рассматриваю ее не как ступеньку для политической карьеры, а как инструмент для продвижения собственных проектов. Проектов созидательных и, как мне кажется, нужных стране. Эта партия правящая, и чтобы ни говорили, действенная. При этом я пытаюсь с ними говорить о реконструкции культуры. О том, что невозможно тратить триллионы долларов на Олимпийское строительство при отсутствии музеев и развале исторических усадеб. Надеюсь, что там есть люди, которые сопереживают мне как актеру и режиссеру и потому прислушиваются ко мне. Вот в этом я политик. А партийное строительство, пропаганда – я в этом не понимаю ничего и не хочу понимать.

Большой Город